Нам нравиться, когда о нас думают – этого тебе желаю, мой друг!
«Поэт... должен творить мифы, а не рассуждения» – когда-то кто-то сказал. К сожалению, не имею привычки в свои заметки о прочитанном вписывать понравившегося автора, поэтому, не знаю кого я дополняю: рассуждения – это доля философа. Пару дней я думал, чего ты ждешь от меня, повествований или умозаключений? Потакать тебе или убеждать? В истории были великие умы, сумевшие синтезировать одно в другое – что является самым удачным – но я такой силы в себе не чувствую. И продолжая свои воспоминания о детстве, буду стараться придерживаться описательного характера, а в чем увижу способности – к тому и склонюсь в «Обители таЛАнта».
Когда писал тебе прошлое послание, я так неосторожно проникнулся в память, что вытекающие оттуда поверхностные галлюцинации, чуть было не заставили меня еще раз поверить в реальность детского воображения. Обдумывая этот недавний эпизод, я решил поведать еще об одном суеверии или скорее о своей вере, точнее о своем крещении. Тем более планируемый мной следующий рассказ о детской безграничной доверчивости ко всему окружающему я или перенес на потом, по причине прочитанного вчера объявления на остановке в городе Минске, или вообще отказался. Не представляю, этично ли поступаю по отношению к самому себе и к тебе, раскрывая сакральную, интимную, сторону своего детства, но умолчать об этом было бы сокрытием важного в понимании моей человеческой психики и жизни.
Повзрослев, я не спрашивал у родителей, чем они руководствовались, когда меня крестили. И хоть это произошло через сравнительно небольшой промежуток времени после описанного случая с человеком невидимкой, я не рискнул бы сопоставить эти два факта. Но и не думаю что отец и мать пришли к такому же выводу как и Паскаль, что верить в Бога выгоднее, чем отрицать его бытие: ведь если Бога нет, то неважно, как ты относишься к этому образу, но если Он есть, то неверующий явно проигрывает. То есть дать мне какое-то благо или ничего не дать. Хоть и крепла роль Церкви в обществе 80-х годов 20 ст., но христианские традиции для большинства были утерянными, как и в моей семье. Единственно, отец был крещен в послевоенные годы в глухой деревни, где как известно люди потиху сохраняли обычаи предков. Поэтому мне кажется странным, что меня все-таки крестили наперекор материалистическому мировоззрению, вряд ли предвосхищая развал советской идеологии. Но в любом случае не буду ставить под сомнение или суждение то о чем меня не спрашивали, тем более теперь в двадцать шесть лет, когда только начинаешь осознавать родительскую заботу.
Как бы тебе не показалось, что воспоминаний о раннем детстве у меня больше чем обычно у людей, их все-таки по моемому недостаточно. В основном, это моменты чего-то сверхнового в моей жизни или важного. Вытягивая из памяти таинство, я вижу только три картины.
Первая, когда я ехал в машине. Было какое-то ожидание. Не думаю, что ожидание очиститься от грехов, не мог я тогда такими понятиями мыслить. Скорее было ожидание остановки. И было спокойствие – это хорошо помню. Спокойствие, которое могу сравнить со спокойствием человека все-таки успевшего на последнюю электричку и уже как час благополучно едущего домой.
Вторая картина, непосредственно таинство православной церкви.
Третья, возле церкви, выйдя. Какая-та деревня в Чауском районе, зима, темень на улице. Беседа вокруг. Неправильно надетая шапка, плохо застегнутая шубка. Мороз щиплет мои влажные щеки. Никаких преображений, эмоций и внутренних чувств.
На следующий день родственники, как водится, «замочили» сие немаловажное событие, а я продолжил свое бренное существование. То поочередно, впадая в совершенное отрицание, то опомнившись, сломя голову бежал назад, до конца не раскаявшись, не имея духовного наставника.
Есть ли в истинной вере место выгоде? – я так думаю. Об этом достаточно, не могу пока что раскрыть эту тему.
Завтра жди рассказ о том, с кем я имел общий язык в детстве, но не смог бы найти его сейчас.